"Я видел краешек тех боев..."

8-15.VIII А.Т. - М.И. Москва - Чистополь

...На днях, по-видимому, в понедельник, поеду на один из участков Западного фронта, где, говорят, намечается какой-то успех. ... Побуду деньков 6-7...

18.VIII (Из рабочей тетради)

...Нужно рассказать сильно и горько о муках простой русской семьи, о людях, долго и терпеливо желавших счастья, на чью долю выпало столько войн, переворотов, испытаний. Тут будет отец, будет мать вроде Митрофановны моей, будут дети, вроде моих братьев по судьбе, а может быть и иначе. Счастье вот-вот уже вроде начиналось - война. Старики, оставшись вдвоем в доме, в ожидании горького часа (приход немцев) вспоминают всю свою жизнь, свою молодость. Годы прошли, дети выросли, с ними тоже немало было мук, горя, стыда. Но вот все подтянулись, выпрямились, все люди, хорошие, нужные, умелые и честные люди. Как гордо и радостно было знать, что все в армии, «один двор четверых поставил». И все теперь в страшном повсеместном огне войны. Ушел и меньший. «А куда мы пойдем? Кому мы нужны. Нет, пусть смерть сама идет сюда в хату, что искать ее на беженских дорогах». И их как будто не трогают. Только безмерно оскорбительно тяжело все их - хохот, речь, запах, походка. Потом - раненый, бежавший из плена боец (или командир) находит приют в избе у стариков, может быть, это их сын. Старуха уговаривает старика бежать в лес, к дальней родне - куда угодно. Что, мол, с меня, старухи, возьмешь. А сама приготовилась к смерти, надела смертную рубаху. И ее берут на казнь. Плотники соседи рубят виселицу. Рубят обвявшее мягкое смолистое дерево, откалывают щепу, строят, чего вообразить невозможно, работают, не глядя друг на друга. Потом один заплакал, а другой увидел. Начало бунта.

- А смерть страшна, скажи-ка, мать?

- А как же не страшна...

Старуха гибнет, спасая соседей. Немцы выжигают село...

29.VIII А.Т. - М.И. Москва - Чистополь (с оказией)

...Я тебе скажу по секрету: наши дела на фронте улучшаются. Я сам читал найденный у пленного офицера приказ Гитлера, в котором он пишет, обращаясь к войскам, защищающим Ржев, что потеря Ржева - равносильна потере Берлина... мы здесь наступаем. Мое мнение даже таково, что именно здесь будет удар, который спасет Россию... Я видел краешек тех боев, которые сейчас идут на Западном и Калининском, и должен тебе сказать, что если б так наши воевали в прошлом году, то дальше старой границы немец не прошел бы ни шагу...

Сколько попорчено земли и леса - бомбами, окопами, блиндажами - тяжкими, рытыми следами войны. Никогда не зарыть всех этих ям с заплесневелыми кругляшами накатов и черной водой по самые края, всех этих противотанковых рвов, которые так и кажется, что тянутся они с севера на восток рядами поперек всей страны - теперь уже до Волги.

Следы системы обороны Москвы идут от Пушкинской площади и до сегодняшней линии фронта. Особенно это удручает, когда едешь оттуда. Вот уже давно смолк фронт позади. Вот уже армейские вторые эшелоны позади, а вновь и вновь встречают тебя черные глазницы дзотов, линии проволочных заграждений, рельсовые козлы противотанковых заграждений. Вот уже и Волоколамск, и за ним - земля рытая, по сторонам дороги останки машин своих и противника. Вот Истра, но и за ней то же самое, уже Москва, и перед самой Москвой, уже первые здания, каменная стена какого-то сада на окраине с пробитыми щелями для ружейного огня, и опять (убранные) ежи, проволока, баррикады - до Пушкинской.

В полях - в снопах и некошеная стоит перестоявшая, выболевшая, серая рожь. Стоит и «течет»...

Косят бабы небитыми косами,

Лето новое клонится к осени, -

Где отцы? Где мужья?

А.Т.Твардовский («Я в свою ходил атаку…»)

Источник: «Я видел краешек тех боев…» // Ржевский вестник – 2006. – 31 мая. – С. 10.